Куда лучше помогла сосредоточиться необходимость настроить оптический лазерный датчик. На подошве на несколько секунд заиграл мерцающий красный свет. Он установил машину на сравнение завитков и складок дактилоскопического узора.
– Учитывая разницу между младенцем и взрослым… бог мой, Елена, это же ты! – Майлз возгордился. Если он не может быть солдатом, то, возможно, у него есть будущее в качестве детектива…
Мрачный взгляд Елены приковал его к месту. – Но что это значит? – Лицо ее вдруг застыло. – Что, у меня не было… я какой-нибудь клон или меня изготовили искусственно? – Она заморгала внезапно повлажневшими глазами, голос задрожал. – У меня вообще не было матери? Нет матери, и все это просто…
Ее горе уничтожило всякое торжество Майлза по поводу удавшегося ему опознания. Болван! Теперь он превратил ее мечту о матери в кошмар… нет-нет, это сделал полет ее собственной фантазии. – Уф! Нет, конечно же, нет. Откуда у тебя такая дурацкая идея! Ты, несомненно, дочь своего отца – и ничего оскорбительного в этой фразе нет… Это просто значит, что твоя мать погибла на Эскобаре, а не здесь. И кроме того, – он вскочил и торжественно провозгласил: – это превращает тебя в мою давно потерянную сестру!
– Что?! – в замешательстве произнесла Елена.
– Конечно. Или точнее – есть один шанс из семнадцати, что мы оба вышли из одного репликатора. – Майлз закружился вокруг нее, фарсом стараясь изгнать ее ужас. – Моя сестра-близнец на одну семнадцатую! Дальше должен последовать пятый акт пьесы. Мужайся – в следующей сцене тебе придется выскочить замуж за принца!
Она засмеялась сквозь слезы. Дверь угрожающе хлопнула, и снаружи неестественно громкий голос капрала провозгласил: «Добрый вечер, сэр!»
– Туфли! Мои туфли! И верни мне чулки! – прошипела Елена.
Майлз сунул ей в руки желаемое, и одним неистовым, плавным движением отключил и опечатал комм-пульт. Приземлившись на диван, он быстро схватил Елену за руки, дернул и уронил рядом с собой. Она хихикала и ругалась на него, сражаясь со второй туфлей. Одна слеза еще катилась по ее щеке, оставляя блестящий след.
Он скользнул рукой в ее прекрасные волосы и пригнул ее лицо к своему. – Лучше бы это выглядело убедительно. Мне не хочется разбудить подозрения капитана Куделки. – Он замолчал, улыбка его исчезла, сменившись серьезностью. Их губы слились.
Вспыхнул свет; они отпрянули в стороны. Майлз выглянул из-за плеча Елены… и на мгновение забыл, как дышать.
Капитан Куделка. Сержант Ботари. И граф Форкосиган.
Капитан Куделка покраснел, уголок его рта слегка дернулся кверху, словно его здорово распирало изнутри. Он кинул взгляд в обе стороны на своих спутников и сжал губы. Грубое, морщинистое лицо сержанта было ледяным. Граф мрачнел на глазах.
Майлз наконец нашел, что бы сделать в ситуации, в которую он попал. – Хорошо, – произнес он твердым учительским тоном. – А после слов »… Молю мне милость эту оказать», ты в следующей строчке говоришь: «От всей души; какая радость мне, что видела я покаянье ваше…» – Он безо всякого раскаяния поднял взгляд на отца. – Добрый вечер, сэр. Мы заняли вашу комнату? Мы можем пойти порепетировать еще куда-нибудь…
– Да-да, пойдем, – пискнула Елена, старательно подхватывая реплику. Пока Майлз тащил ее к спасительному выходу, она одарила троих взрослых довольно глупой улыбкой. Куделка от всей души улыбнулся в ответ. Граф каким-то образом умудрился одновременно улыбнуться ей и угрожающе нахмуриться в адрес Майлза. Сержант демократично хмуро взирал на всех. Когда они пролетели через вестибюль, ухмылка охранника переросла в приглушенное ржание.
– «Нам все удастся», да? – огрызнулась Елена на Майлза уголком рта, когда они поднимались на лифте.
Майлз нагло описал вокруг нее пируэт.
– Стратегическое отступление в должном порядке. А что еще нам оставалось, когда противник превосходит нас числом, вооружением и чином? Мы всего лишь репетировали эту старую пьесу. Все очень прилично. Кто бы стал возражать? Я гений.
– А я думаю, ты идиот, – свирепо ответила Елена. – У тебя сзади на плече мой второй чулок.
– Ой. – Майлз повернул голову посмотреть и снял двумя пальцами прилипшую к нему прозрачную вещицу. Со слабой извиняющейся улыбкой он протянул чулок ей. – Пожалуй, смотрелось это не совсем хорошо…
Елена сверкнула на него глазами и выхватила чулок. – Теперь у меня впереди сплошные нотации… он и так видит в каждом мужчине, который близко ко мне подходит, потенциального насильника… а еще он отныне запретит мне разговаривать с тобой. Или отошлет меня навсегда обратно в деревню… – Ее глаза наполнились слезами. Вот уже ее комната. – И в довершение всего, он… он солгал мне насчет матери…
Она скрылась в своей комнате, захлопнув за собой дверь с такой силой, что чуть не прищемила Майлзу пару пальцев, когда он поднял руку, возражая. Он прислонился к двери и с тревогой попытался дозваться Елену сквозь толстую преграду резного дерева.
– Ты же этого не знаешь! Наверняка всему есть логическое объяснение – и я его разгадаю…
– Убирайся! – донесся в ответ ее приглушенный вопль.
Несколько минут он неуверенно бродил по коридору, надеясь на еще один шанс, но дверь оставалась непоколебимо запертой, и за ней стояла тишина. Какое-то время спустя до Майлза дошло, что в конце коридора, вытянувшись, стоит часовой, который из вежливости не глядит на него. В конце концов, охранники премьер-министра были не только самыми бдительными, но и самыми неболтливыми из всех возможных кандидатур. Майлз выругался про себя и побрел обратно к лифту.